«PETTREE» - женский журнал

Он очень рано ушел. 49 лет — это ведь так мало! В последние годы пришли и слава, и признание. Актерские работы в картинах «Олигарх», «72 метра» очень сильны, но сколько не успел! Сколько мог бы!..

Как-то так вышло, что от общения с ним чувств осталось больше, чем слов. Поэтому даже не знаю, смогу ли рассказать свою историю с Андреем Краско… Пусть это станет запоздалым признанием, но все же, несмотря на многие годы, проведенные отдельно друг от друга, других людей, которых тоже было немало, и тот факт, что Андрей покинул мир несколько лет назад, часть моей души все еще принадлежит только ему. Она просто не смогла стать чьей-то еще.

…Моя мама работала режиссером дубляжа, как и я сейчас. Считалась одним из лучших специалистов в Польше.

Много сотрудничала с Анджеем Вайдой, они еще с Лодзинской киношколы дружили. Поэтому в том, что моя судьба так или иначе будет связана с кинематографом, никто не сомневался. В 1978 году я оказалась в СССР, поступила на факультет режиссуры в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Андрей учился там же, только на актерском факультете и на четвертом курсе.

Будущих режиссеров задействовали в дипломных постановках будущих актеров, чтобы мы смотрели со стороны, предлагали решения и так далее. Я же иностранка и очень мало тогда еще знала по-русски, поэтому активного участия в творческом процессе принимать не могла. Решили сделать меня осветителем.

Из-за того что я излишне старалась вслушиваться в незнакомые слова, сосредотачивалась, первая встреча с Андреем вышла не очень. Он меня ужасно напугал. Я сидела на сцене, а он выскочил прямо передо мной и скорчил рожу: «Привет!» «Придурок какой-то», — решила про себя я. Да, значение слова «придурок» я уже успела откуда-то узнать… Оказалось, совсем нет! Он очень обо мне заботился, жалел. Думал: а вдруг мне будет холодно или я захочу пить, потому что долго придется стоять возле прожекторов. Велел не садиться под окном — сквозняк, бронхит… Андрея очень интересовало все необычное, и я, вероятно, привлекла его внимание как полька. Советские люди тогда еще очень редко выезжали за рубеж, ну и конечно, было любопытно — как там, в других странах? Чем соседи отличаются от них самих? Русские, особенно те, кто имеет отношение к творчеству, вообще весьма пытливые люди. Говоря «русские», я имею в виду носителей языка, культуры, а не национальность. Для меня Окуджава, к примеру, абсолютно русский!

Мы с Булатом случайно познакомились еще до моего поступления в театральный, в поезде. Он так же, как и Андрей, очень живо интересовался жизнью за границей. Окуджаву впервые, если правильно помню, после долгого запрета выпустили во Францию, а я ехала в Париж работать няней. Следующий за нами вагон в Западном Берлине оказался неисправен, наш вагон тоже отцепили и всех оттащили на запасной путь. До Франции добирались на 12 часов дольше, чем обычно!

Я была знакома с творчеством Булата, мне нравились его песни. «Ах, Арбат, мой Арбат…» пела половина Польши. Он спросил, откуда я так хорошо знаю русский язык. Едва справившись с волнением, начала объяснять. По сути, ему и не с кем было больше поговорить, а пообщаться, видно, хотелось — мы же всю ночь на запасных путях проторчали! У Окуджавы оказалась с собой маленькая бутылка коньяку, «четвертинка», — есть такое по-русски? И он предложил выпить «за добрый путь». Это обстоятельство значительно улучшило мои коммуникативные способности. Правда, я коньяк совсем не люблю, но это не помешало поддержать компанию символически — мой новый знакомый данный напиток явно уважал!

Он очень интересовался, как люди понимают и принимают песни его и Владимира Высоцкого. Я рассказывала, что оба они чрезвычайно популярны на моей родине. И щеки Булата становились розовыми — то ли потому что ему было приятно это слышать, то ли от коньяка. Краснея, призналась, что и сама пою его песни, но плохо могу аккомпанировать на гитаре: «Всего пять аккордов знаю»… «Я тоже!» — засмеялся он. И ведь действительно — его песни и на пяти аккордах можно играть. Интересный и очень умный человек.

Мы дивно поговорили, и я до сих пор жалею, что не попросила автограф. Единственным напоминанием о ночи, проведенной на запасных путях за разговорами с Окуджавой, осталась маленькая пустая коньячная бутылочка. Я довольно долго хранила ее вместо не взятого автографа. Увы, в каком-то из переездов она потерялась.

Ну так вот… Приехав в Ленинград, я представляла СССР по очень отрывочным сведениям, пыталась адаптироваться и старалась как можно больше общаться. Иногда это было сложно. Однажды все мои однокурсники пошли куда-то гулять, а у меня совсем не было денег, и я осталась в общежитии. Прибегает Андрей: «Привет! А чего ты со своими не пошла?» Я с достоинством польки начинаю говорить, что приехала не по городу болтаться и не в кафе штаны просиживать, а учиться, постигать великое искусство, прикасаться к классике… «Да ладно… — покраснел Краско. — У меня тоже только 20 копеек… Давай за пирожками, что ли, сбегаем?» Вот так без лишних объяснений все и понял. А ухаживал не очень, в смысле не очень романтично. Возможно, потому что оба мы были совсем не богаты. В основном гуляли. Ходили и ходили, пока ноги носили. Гуляли мы обычно втроем — был еще один друг, Аркаша Коваль. Андрей очень много знал про Санкт-Петербург, рассказывал лучше экскурсовода, а мне как иностранке все было чрезвычайно любопытно. Показывал особняк, где убили царя, когда еще был в России царь, мост с прекрасными лошадьми, другой мост — из Пушкина, через Лебяжью канавку…

Хотя я не понимала многие шутки, которые Андрей и Аркаша мне делали. Могли пойти в какой-то дом. А мне говорили: «Постой тут внизу, а мы посмотрим, дома ли ребята». Я оставалась. Знакомые оказывались дома, звали в гости.

«Да мы с девушкой, — обычно говорил Андрей, — Она хорошая, добрая, только немножко того… Ей кажется, что она полька». Я поначалу не понимала, почему все так сочувственно смотрят и носятся со мной, как с какой-то ненормальной! Когда мы выходили, спрашивала: «Что это за странные люди? Почему они так себя вели?» А эти двое только ржали! Тогда в Союз приезжало не так много иностранцев, и однажды Андрей признался, что не мог не воспользоваться моментом и не подшутить. «Это никакая не шутка!» — возмутилась я. «Да ладно тебе, Мишка! Смешно же!» Он звал меня Мишкой.

Мириам — еврейское имя, по-польски оно звучит как Миша. Еще Андрей звал меня Фадеевной. Это пошло с института. Один преподаватель спросил у меня имя. «Мириам», — ответила я. «А отчество какое?» В Польше нет отчеств, не принято. Я не понимала, что от меня хотят. «Папку-то как зовут? — снова спрашивает педагог. — А, Тадеуш! Отлично… Значит, Мириам Фадеевна».

Потом Андрей познакомил меня с семьей. Его родители — открытые и гостеприимные люди. Правда, я в первый раз оказалась у Краско дома часа в четыре утра… Мы ходили на спектакль, потом гуляли, а потом развели мосты… Андрей предложил переночевать у него, а я решительно отказалась. «Тогда пока!» — сказал мой кавалер и пошел прочь. Неприлично идти к молодому человеку, но еще неприличнее стоять ночью посреди улицы!.. «Ладно, подожди!» — говорю. Уложил меня в своей комнате, а сам пошел к сестре. Поскольку родители его будили по утрам, на дверь в свою спальню повесил большой лист бумаги, на котором написал: «Здесь спит польская девушка Миша! Не будить!» Проснулась я оттого, что под дверью происходил разговор. «Немедленно отвечай, какой Миша там с польской девушкой? — спрашивал Андрея Иван Иванович Краско. — И почему польская девушка с этим Мишей ночуют у нас?!» «Нет, папа, там только девушка, — оправдывался Андрей. — Она полька, поэтому ее зовут Мишей!» Я улыбалась, слушая этот забавный разговор, в окно светило солнце — добрый, счастливый день.

Кира Васильевна и Иван Иванович — потрясающие люди, обалденные! Очень тепло меня приняли. Кира Васильевна все время старалась подкормить, чем бог послал, — то картошечкой, то щами. Она прекрасно готовила! Умерла, к сожалению, уже давно. Изумительная была женщина, редкого такта, вкуса. А с Иваном Ивановичем общаемся до сих пор и очень любим друг друга. Он меня зовет Сынова, а жену моего сына Вани — Внукова.

В общем, незамысловато начался наш с Андреем роман. Все его «страшные» тайны я знала. К тому моменту он уже успел побыть женатым на однокурснице Наталье Акимовой. В брак вступил совсем юным — только на первом курсе учился. Жили они плохо, по оценкам Киры Васильевны, беспрерывно скандалили. Мне кажется, свекровь Наталью не очень любила, потому что считала: та нарочно хотела войти в семью тогда еще не народного, но заслуженного артиста Ивана Краско, в основном рассчитывая на различные дивиденды, а не из-за любви к Андрею. Не знаю, так ли это обстояло на самом деле. Думаю, Наталья была очень разочарована, потому что Иван Иванович вовсе не являлся тем, что сейчас принято называть селебрити… Краско — очень простые и добрые люди. Ну так вот, Андрей и Наталья разошлись, она вышла замуж за артиста Скляра, а он загремел в психушку.

Сам Андрей с юмором оценивал свою тогдашнюю глубокую депрессию. Говорил, что доктор выдал ему освобождение от посещения занятий по предметам, которые ему не нравились, дабы не травмировать неокрепшую голову, и новоявленный психбольной начал прогуливать какую-нибудь историю партии на законных основаниях. Еще одним плюсом стало освобождение от армии. В общем, сбрендил Краско тогда очень выгодно для себя…

То, что Андрей не зовет замуж, не встает на одно колено и не предлагает руку и сердце, не смущало. Мы ощущали себя достаточно свободными людьми, думали, вся жизнь еще впереди! Закончился мой первый год обучения, и педагог Кацман пообещал поставить зачет, только если я уйду с его курса. У нас были напряженные отношения… Я перевелась в Киев. Андрей же окончил институт и получил распределение в Томск.

На летних каникулах мы так славно проводили время, что осенью, возвратившись на учебу, я поняла, что жду ребенка. Полетела обратно в Ленинград, сообщить Андрею. И он мне не поверил… Краско был человеком прямым, поэтому и тогда без обиняков сказал: «Мишка, ну признайся, ты это придумала, чтобы меня удержать». И уехал. Печально. Время шло, положение мое с каждым днем становилось все более заметным. Пришлось сказать маме — больше было некому. Она очень плохо говорила по-русски, но, несмотря на это, потребовала телефон Краско и позвонила Кире Васильевне. Мол, такая ситуация, что будем делать, товарищи родители?.. Мама Андрея очень обрадовалась, сказала, что все это прекрасно, они счастливы и все устроится.

И вот меня пригласили в Ленинград встречать Новый год, Андрея «выписали» из Томска. Виделись мы с ним всего пять часов, потом он уехал обратно. В ту встречу мы так ничего и не решили. И это стало единственным разом за всю мою беременность, когда мы с ним встретились. 1980-й год. В Польше начались забастовки, волнения, Ярузельский ввел военное положение. Отношения между странами испортились невероятно. Мы договорились, что Андрей приедет в Варшаву на весенние каникулы, как раз к рождению малыша. Наш сын Иван Андреевич, по-польски Ян Анджей, появился на свет 31 марта, а Краско не разрешили въехать на территорию Польши… Его как раз настигла армия, от которой он долго отделывался с помощью то театра, то психушки, и он даже писать мне часто не мог! Мои письма с иностранными марками тоже не всегда до него доходили… В общем, ужас! Политика, почти война, я уже мать и пока не замужем.

Было и еще одно. Там, в Томске, у Андрея закрутился роман с артисткой Фатеевой, которая училась с ним в ЛГИТМиКе и тоже получила распределение в Сибирь. Поэтому он и не спешил связывать жизнь со мной. Конечно, я ничего об этом не знала… Младшая сестра Андрея Юлия, она сейчас в Польше живет и у нас прекрасные отношения, впоследствии показывала мне письма брата (она бережно хранит их до сих пор) из Томска домой. Что сказать? Все предельно ясно…

«…Это я, ваш сын и брат, где-то муж, а в Варшаве, по слухам, отец. Только что поговорил с вами по телефону и написал Лиде (так звали Фатееву — М.А. -К.) сумбурное письмо. В ответ, мол!

Все, папа (а мама, как всегда, почувствовала. И Юля, наверное, тоже. Ох уж эти мне бабы!), что вокруг этого имени вращается, действительно рвет меня за душу и, надо добавить, больно. Это как крест. Сам во всем виноват. Пережевываю бритвы, зубы крошатся, десны режутся, больно, но выплюнуть не могу. Такая вот достоевщина.. . «…На приложенных фотографиях в одном из людей в форме можно узнать человека, изображенного на конверте. Это я и есть. Сделай эти фотографии общим достоянием семейства Краско. Значит, поделись с родителями, а может быть, даже и с Мириам Зофьей Александрович-Краско, если таковая не истерлась из глубин твоей памяти, поскольку для меня это имя полузнакомый набор звуков, отдаленно напоминающий о событиях в какой-то стране. Может, в Албании, может, в Греции, может, в Польше, а скорее всего, где-то в Гваделупе или Израиле. Ну вот! С поручениями и пожеланиями все!»

Я же, поскольку была совсем не в курсе сибирских драм, думала, раз его не пускают в Польшу, самой пора собираться в СССР! И вот, когда Яну Анджею Александровичу исполнилось 5 месяцев, села с ним в поезд на Ленинград.

Андрей тоже приехал домой. Увидел нас и растаял. Дарить кольцо, обещать вечный рай — это вообще, как говорится, не для него обстановочка. Мы расположились в его комнате, Ванька дремал тут же, в соседней сидели Краско-старшие и очень нервничали, а Андрей просто сказал: «Ты за меня выйдешь?» «Да, да, да!» — выпалила тогда я.

«Ну наконец-то!» — шумно обрадовались мои будущие свекровь со свекром и принялись готовиться к празднику. Дело-то предстояло глобальное и сложно выполнимое! В стране был тотальный дефицит, прилавки стояли пустыми, а дома имелась в достатке разве что картошка. Ивана Ивановича, отца Андрея, известного в Ленинграде актера, в таких случаях отправляли «торговать лицом». Он брал свой знаменитый портфель, в котором носил сценарии, и шел на базар рядом с нашим домом. Возвращался обычно часов через 5 и крепко подшофе, но с мясом! Кира Васильевна, конечно, раздражалась от его состояния, но по-другому добыть дефицит было невозможно.

Алкоголь и русские — это отдельная песня. Почему водка — лучшая компания, бутылка — самая твердая валюта, а творец должен поддавать, рассуждать можно долго. Андрей со спиртным всегда дружил тесно. В юности, когда мы были вместе, я не старалась читать ему мораль, все воспринималось нетрудно — когда вы молоды, это ведь не кажется проблемой! Мы вместе отдыхали в компаниях, и я тоже могла выпить бокал-другой. И в то же время, когда Андрей был пьян, страшно не любила возвращаться с ним домой! Разбудить в такси — это уже превращалось в невозможную историю! А засыпал под мухой он практически всегда, будто снотворное принял. Сколько раз с очередным таксистом мы его толкали, трясли, щипали!.. В метро все складывалось еще хуже. Старалась не дать ему уснуть, чтобы не оказаться вместе где-нибудь на запасных путях. Самым легким способом было разозлить Краско как следует, тогда он взрывался и не засыпал.

Причем Андрюшина актерская сущность иногда значительно осложняла ситуацию. В метро он обычно очень внимательно наблюдал за людьми и, если видел какое-то интересное лицо, старался его повторить, скопировать, запомнить для работы. Когда это происходило в его трезвом состоянии, никто, как правило, не замечал и уж точно не обижался. Но если Андрей успевал принять на грудь… Однажды едем, напротив сидит мужик, да такой, что и мне было непонятно: как можно так рожу скрутить? А актерская душа, естественно, потребовала немедленного творческого разбора! И мужику, видно, показалось, что Андрей дразнится, а он еще и с другом был, здоровенным таким… Оскорбился, схватил Краско за грудки…

Я тоже вскочила, говорю: «Он просто артист, и выпил к тому же! Неужели вы не видите?!» А самое отвратительное в таких случаях было то, что Андрей и не думал останавливаться! В общем, едва не подрались…

Но чаще все-таки обходилось. В настоящую проблему спиртное превратилось, когда его совсем не снимали. Андрей либо работал, либо пил, третьего было не дано. И в таком духе, кажется, продолжалось, увы, до конца… Как говорила одна киногероиня: «Знать бы, чем кончится, — мало кто вообще захотел бы встать с кровати». А мы все шутили… Например, дотащить его на третий этаж, где мы жили, я, конечно, не могла, несмотря на то что была довольно сильной девушкой. Поэтому выработала свою систему запихивания и подталкивания. Делать-то это приходилось неоднократно!

А на свадьбе принято, чтобы невесту переносили через порог дома. И вот Андрей подхватил меня на руки еще внизу в подъезде. «Ты что, дурак? — спрашиваю. — Не дотащишь же! Надо через порог квартиры!» «Ну если ты меня затаскивала, то я тебя и подавно дотащу!» — усмехнулся Андрей, закинул меня на плечо и понес на третий этаж. Это стало единственной свадебной традицией, которую исполнил мой жених. Очень не любил всякое «первый танец», «выпускать голубей». Даже когда кто-то крикнул «горько!», посмотрел на меня так… «Не надо таких взглядов, будто кричала я!» — говорю. Ваня наш в этом смысле очень на Андрея похож. Он перед своей невестой встал на одно колено, когда делал предложение, только потому, что это было ее мечтой.

Но я, кажется, забежала далеко вперед. Меж тем за день до нашего с Андреем торжественного бракосочетания едва не разыгралась драма! В Ленинград прибыла та самая Фатеева, с которой мой жених расстался сразу после рождения нашего сына. Приехала умолять, чтобы Андрей не женился. Я это достоверно знаю. Она и мне звонила. Каким-то бешеным тоном требовала… отдать ей маленького Ваню. Говорила, что Андрей меня не любит и женится только из-за малыша, поэтому я могу отдать сына ей, и они счастливо заживут. «Сумасшедшая!» — ответила я и бросила трубку. Но она не остановилась, видно, и правда сильно любила, — заявилась к Андрею домой. Есть ведь такое русское выражение — «всякий стыд потеряла»? Вот оно, по-моему, лучше всего тут подходит!

Иван Иванович, до того как стал актером, был капитаном большого корабля. И накануне свадьбы сделал нам потрясающий подарок — покатал на катере по знаменитым на весь мир ленинградским каналам. Поэтому Фатеева застала дома лишь Киру Васильевну, отказавшуюся присоединиться из-за предсвадебных хлопот и внука, который был слишком мал для водных прогулок. Я узнала о возмутительном визите, когда Андрей позвонил домой справиться, как там Ваня, и подозрительно долго не выходил из будки телефона-автомата. Кира Васильевна была очень взволнована и позже призналась, что не знала, как и выставить гостью…

Спустя два дня после свадьбы мы с Андреем снова разъехались: я — в Киев, он — в Томск. Что брак крепче не сделало. Воспитанием Вани занялись Краско-старшие: я снимала диплом, Андрей заканчивал свои томские дела…

Он вернулся к Фатеевой после первой же годовщины нашей свадьбы. Год ждала, но додави-ла ведь! Мне он сказал, что его к ней тянет. Именно в сексуальном смысле. Сам подшучивал, что она пишет с таким количеством ошибок, будто русский и не родной ей вовсе. Но «тянет»!

Переживала я сильно. Три дня не могла прийти в себя, молчала. Физически не получалось себя заставить что-то сделать, чем-то заняться. Помню, послали меня на рынок за продуктами, а что было потом, в памяти совсем не зафиксировалось. Через четыре часа семейство Краско занервничало, меня пошли искать… Обнаружили рыдающей на скамейке. Вероятно, все это время я там и просидела, поскольку продуктов при мне не было. Потом опять провал. Следующая картинка: я уже в их квартире, сижу на краю ванны, рядом Юлия, младшая сестренка Андрея, я рыдаю, а в дверь стучит мой маленький сын и кричит: «Мама! Мама!» Вот этот Ванькин крик и вытащил меня на поверхность. Я пришла в себя, чего все и опасались. Вообще у меня достаточно сильный характер.

Свекровь утешала, как могла: «Не думай про моего Андрея, Мишка. Найди себе другого мужчину…» Добрая моя Кира Васильевна! Она поддерживала меня еще очень долго. Знаю, после Фатеевой (а прожили они вместе совсем недолго) у Андрея случилась серьезная любовь с одной актрисой, не помню имени, увы, она сейчас в Италии живет. Связь продолжалась несколько лет, но Андрей не мог привести ее в дом. Кира Васильевна не позволяла, говорила, что у нее одна невестка, и это я.

Ване исполнилось два года, когда мы с ним вернулись в Польшу. После всех политических катаклизмов русских в Варшаве, мягко говоря, недолюбливали. А Ян другого языка не знал… И вот сын заметил, что, когда он заговаривал с другими детьми в песочнице, мамы их тут же забирали, а на него поглядывали недобро. И он, хитрец такой, перестал говорить на русском на улице. А дома изобрел свой собственный микс, как я шучу, для лентяев, из двух языков. Очень был хитрый, как в дипломата не вырос, не знаю! Например, стал говорить «че чай» вместо «хочу чай», «че» легче произнести, чем «хочу», а «чай» — чем «хербата».

Ванька никогда не чувствовал себя ребенком из разбитой семьи. Конечно, он видел фотографии Андрея и знал, что это папа. Жаль, что, пока наш с вашим коммунизм не рухнули, по телефону общаться было проблематично. Но до его 7 лет мы каждый год летом приезжали в Ленинград. А тут уж на него просто налетали со всей своей любовью — папа, бабушка, дедушка… Не думаю, что сын когда-то думал, что в чем-то обделен. Он очень похож на своего отца — эдакая отдельная боевая единица. Когда Ваня подрос, ездил в Россию уже самостоятельно.

С Андреем мы все никак не могли развестись. По-русски — «руки не доходили», хотя никогда не могла понять, куда ходят на руках. То денег не было, то времени… Поскольку я растила сына, мужу сказала: «Если тебе понадобится быть свободным, организовывай все сам!» Так что развелись мы только через 26 лет, за полгода до смерти Андрея. Вот ведь как бывает!.. Он еще смеялся: «Эх, Мишка, от скольких браков ты меня уберегла!»

Краско постоянно существовал в романах, да и я пыталась найти ему замену…

Есть даже фотография, на которой изображены я, Ванька, Андрей и молодой человек с бородой — Петр, мой бойфренд в то время. Краско так ее и подписал: «Я, жена моя, сын наш и жених тоже наш». Андрей жил тогда в ужасном месте (чуть позже расскажу, чем оно было ужасно), шил джинсы и куртки кожаные, к ним прикрепляли лейблы, не настоящие, конечно… У него был приятель, капитан дальнего плавания, и все это знали. Поэтому, когда они продавали куртки собственного производства, говорили, что это он привез из-за границы, чтобы лучше покупали. На самом деле хорошие вещи шили! Так вот, к чему я: Андрей мне ничего не дарил, а Петру, который «наш жених», преподнес дивную курточку!

Познакомились они во время нашего очередного приезда в Ленинград. Краско предложил пойти в закрытый тогда Эрмитаж. У него был друг, который мог устроить экскурсию «для своих». Приобщаться к высокому искусству отправились мужской компанией — Андрей, Петр и Ваня. Надо заметить, Петр, насколько я его успела узнать, не любил спиртное и почти его не употреблял. О, это важная деталь!.. Из Эрмитажа он явился в таком состоянии, что Ванька, которому только 5 лет исполнилось, едва дотащил его до дома! А с Андреем они совершенно спелись, прекрасно проводили вместе время и друг о друге отзывались в исключительно положительном ключе. Я со стороны смотрела и руками всплескивала: «Чисто Шерочка с Машерочкой!»

Впрочем, и у меня дружба с Андреем вышла гораздо удачнее, чем любовь. Хотя, боюсь, последняя была только с моей стороны…

Останавливались мы обычно у Краско-старших. У моего формального мужа чаще всего не имелось условий для маленького ребенка, да и вообще… Если честно, у меня сердце сжималось, когда видела, насколько сложно у него все складывается. Андрею часто говорили: «Какой у тебя типаж! Как ты классно придумал это сыграть!» — но работы не предлагали. Возможно, потому что ее в принципе тогда было немного. Чем он только не занимался, чтобы прокормиться! Шил одежду, водил такси, оградки для могил на кладбище делал, книжки продавал на ярмарке в ДК имени Н. К. Крупской и по поликлиникам. Делал это Краско так же оригинально, как и все в своей жизни. Ваня вспоминал, как отец отговаривал покупателя от определенной КНИГИ: «Вам это не надо читать, только ожесточитесь… Возьмите лучше другую». Сам он читал запоем, думаю, охватил почти весь свой ассортимент. Андрей во многом был запойным — и в плохом, и в хорошем смысле. Когда появилась работа — он играл все как одержимый. Носился с площадки на площадку. Какой организм такое выдержит?..

Однажды он жил со странной женщиной-кочегаркой. Она вышла из тюрьмы, куда попала из-за наркотиков, и устроилась в угольную котельную. Обитали они в чудовищной коммуналке где-то на Невском. Там были страшные, очень нетрезвые люди вокруг, ужасные стены, поломанная мебель… Настоящий притон. А запах!.. Именно там они и шили контрафакт. Я приехала такая вся из себя полька — нарядное платье, на Ваньке выходной костюмчик, из Европы бабушкой привезенный. Мы пришли, чтобы Андрей проводил нас на дачу к Ивану Ивановичу, которая еще строилась. Кочегарка тоже поехала. Я не понимала, как он может жить с этой женщиной — шумной, вульгарной, визгливой… Бранилась она на него всю дорогу, а он прятал глаза и молчал. В конце концов я потеряла терпение и сказала: «Если вы настолько не привыкли выбирать выражения, что даже присутствие маленького ребенка не смущает, то мы уйдем!» Уехала она.

Так вот, эта кочегарка пырнула Краско ножом так, что он едва не умер! Это был настоящий кошмар. Мы с Ваней уже вернулись в Польшу, и в один день я позвонила Андрею. Трубку снял его друг, который начал мне что-то говорить, потому что Андрей был занят. А я фоном слышу, что идет какая-то ссора, один голос — мужа, второй — кочегаркин. И внезапно мой собеседник прямо в трубку крикнул: «Зарезала… Андрюху зарезала!!!» И трубку положили. Есть у меня черта — оказываться там, где не надо…

Я сначала набирала туда, потом к Ивану Ивановичу!.. Оказалось, кочегарка в пылу скандала ударила Андрея ножом и попала прямо в легкое! Это астматику-то! Ой-ей… Спасибо боже, в больнице повезло — среди врачей оказался военный с практикой в Афганистане, он Андрея с того света и вытащил.

Клиническая смерть ведь была! Кроме того, не нашлось крови редкой группы, и Краско переливали его собственную.

Уговаривать его поберечь себя было бесполезным занятием. Андрей не пускал в свою жизнь, понимал ее по-своему и тратил исключительно по собственному усмотрению. Вот и с астмой его… Ванька ездил с сумкой, набитой ингаляторами, которые в России было очень сложно достать. После запоя муж дышал совсем плохо… Хотя ведь знал, что так будет! И все равно… Вместо того чтобы как-то задуматься о здоровье, с удовольствием использовал эту особенность. В фильме «Олигарх» сделал астматиком своего героя — следователя.

А однажды и вовсе решил, что любовь к собаке важнее, чем его аллергия! Пока была жива Кира Васильевна, она очень отслеживала такие моменты, и никаких животных рядом с ее сыном не было. А потом — раз! — и откуда-то взялась собака. Точнее, не откуда-то, с улицы взялась, но Андрей сказал, что будет жить у него, и точка. Всю свою жизнь, увы, совсем недлинную, он поступал так, как считал правильным.

Плюс характер! Отличительная черта мужчин Краско — это фантастическое, абсолютное упрямство! С места не сдвинуть! То, что он выдержал столько лет без работы, жил в нищете… Разве это не обо многом говорит?..

Я никогда не требовала от Андрея материальной поддержки, алиментов. Денег попросила единственный раз, когда произошла трагедия. Грабители убили моих маму и бабушку, Ваньке только исполнилось 9 лет, а у меня не было работы… Но он не смог мне помочь. Я не обижаюсь. Если Краско говорил: «Не могу» — никогда не сомневалась в том, что действительно не может. Андрей был честным человеком, не вруном и не скрягой. Приехать тоже не получилось — это было непросто в то время. Через год он и Иван Иванович участвовали в театральном фестивале в Кракове и помогли нам с Ваней перебраться в Варшаву. Поддержали меня тогда очень сильно. Так, в 1990 году я видела Андрея в последний раз.

Ваня ездил в Ленинград, а мы с мужем только перезванивались. Правда, часто. Нам всегда было что обсудить. Однажды даже говорили о возможной совместной работе — очень хотели сделать «Мастера и Маргариту», но не задалось. Тем, правда, было много — современная литература, драматургия, что-то из жизни наших стран… Андрей звонил, если прочел интересную книгу, советовал и мне ее обязательно прочесть. Но основной темой был, конечно, Ваня. Андрей им страшно гордился! Радовался, что сын тоже выбрал актерскую профессию, продолжает дело отца и дедушки. Я-то, несмотря на то что озвучивание сыном мультфильмов в трехлетнем возрасте — моя работа, рассказывала Ване, как непроста бывает актерская судьба, как много надо подумать перед таким решением. Отец же поддержал его безоговорочно. Говорил, что заниматься в жизни надо только тем, что любишь. Думаю, ему было немного жаль, что сам потерял много времени в попытках заработать на жизнь, как-то прокормиться, возможно упустив какие-то творческие шансы. Чем старше становился Ваня, тем больше он походил на Андрея. Временами казалось, что они даже думают одинаково!

Муж, несмотря на свою (наконец-то!) фантастическую загруженность, всегда находил возможность встречаться. Когда времени совсем не было, приглашал сына на съемочную площадку. В сериале «Агент национальной безопасности» для него даже специально придумали крошечную роль, чтобы отец и сын смогли сняться вместе.

Единственное, на что Андрей жаловался в наших телефонных разговорах, — так это на нехватку спокойствия. Он в последнее время нигде не мог отдохнуть от людей, к нему все время подходили, цеплялись, требовали общения… Вот слава ему действительно серьезно мешала жить! Те, которые цепляются, ведь на самом деле не очень умные и не всегда хорошие… Кроме того, тот образ, который Краско выстраивал на экране, создавал иллюзию своего парня, которого приятно хлопнуть по плечу. Андрей же панибратства и хамства не терпел. Ваня унаследовал от отца это странное свойство — притягивает самых разных людей, половина из которых безудержно желает общаться, а вторая половина — выяснять. Сын шутит, что, если в ресторане окажется хотя бы один бандит, через пять минут он станет Ваниным знакомым. Смеется: «Рожа, что ли, у меня такая?»

В последний раз я слышала Андрея в мае 2006 года. Когда уходит близкий человек, потом ты бесконечно вспоминаешь тот самый «последний раз» — как посмотрел, каким тоном сказал, детали, черточки… Говорили мы про Ваню, который как раз в то время приезжал к нему в гости в Москву. По сути, они впервые встретились и общались как два взрослых самодостаточных мужчины. Андрей находился под впечатлением от этой встречи.

А в июле он умер… Все произошло, как мне рассказали, на съемках очередного фильма, ушел на лету. Я не поехала на похороны. Сказала, что и без меня там наверняка соберется достаточное количество жен и прочих любящих Андрея дам. И оказалась права. У меня нет к ним ревности. С Марго, матерью младшего Андрюшиного сына Кирилла (он еще школьник), мы никогда не виделись, но по телефону общаемся. Мне она кажется очень мудрой женщиной и приятным человеком. Только немного жаль, что все, кто оказывался с Андрюшей рядом, так и не смогли сделать его образ жизни другим, может быть, там могло бы быть больше уюта, заботы, и это подарило бы ему чуть больше времени…

Ваня принял решение зарегистрироваться двойной фамилией и стал Александрович-Краско. Недавно он женился. Из Питера на свадьбу приезжал Иван Иванович. У меня родился внук. Модест Александрович-Краско — это такое чудо! Смешной, обаятельный, мне кажется, почти уже артист! Впервые снялся в кино в возрасте двух недель и продолжает в том же духе. Ему сейчас 3 годика, и безумно жаль, что Андрей его не увидел. Еще иногда грустно, что некому больше позвонить время от времени и просто поболтать! И мне он уже не позвонит. Уходя, актер Андрей Краско прихватил большую часть моих эмоций, моей души и молодости. Остались только любовь, большая и настоящая, и воспоминания.